Атараксия.

Понятно объясняю, ага?..

---

И, кстати, я не хочу быть мозгом, все знать и определяться лишь двумя признаками - умом и жестокостью.

Я хочу, чтобы меня любили.

---

У меня глаза серые и я быстро говорю.
Я умная и кажется - даже сильная.
И никто не будет вспоминать меня - такую. А хотелось бы...

Не чувствую этого эфемерного - рядом. Хоть ты убейся.

Семьдесят страниц мелкого шрифта истории. Впереди вся ночь, детка, и она твоя...

В Апрелевке...

---

Мне кажется, что слова меня покинули.
Слов больше нет. Не пишется, одни только дурные по большому счету, посты льются на клавиатуру.
Отопление включили.
Скатываюсь на бытовуху. Больше нет слов о мечтах, желаниях, снах сомнениях, размышлениях... Ничего нет. Конечно, те, прежние слова не могут претендовать ни на что... Но они были.
Повзрослела, что ли?
Хорошо еще стихов не пишу.

---

Привет-привет

С утра ты пьешь свой кофе, ну а я пиво пью, пытаясь позабыть вчершний день...

Вниз головой...

Иногда и мне - неисправимому пессимисту - хочется улыбаться. Когда светло и все вокруг зелено-желтое, когда ветер и Fleur поет в наушниках о смысле...

А иногда мне кажется, что пора бы уже замолчать. На самом деле - замолчать, перестать орать во всю глотку - и так станет всем легче.

Трезвонят. Дерь рождения, как никак. Я обрезаю стебли роз и устраиваю их в вазу, перед тем выдержав битву с инфантилящим отцом. Ну что за детский сад?..

Не курю. Держусь.

Неподаренные открытки занимают большой коричневый конверт. Коллекция, мать ее. Бзик.

А может, просто пора перестать пытаться носиться со всеми и сразу, мечась между теми и другими? Просто перестать.

---

Тебе честно сказать, что я чувствую?
Мне просто холодно. Тело трясется и покрывается мурашками, волоски становятся дыбом. Забираюсь в халат, в свитер, в джинсы, в носки, под одеяло и плед - и пригреваюсь потихоньку.
Какие-то дядьки пытаюся показать какие-то удосторерения через стекло двери и убеждают "не бояться" - ага, шиш, другую дуру поищите... Что-что, а истину "незнакомым дверь не открывать" маленькая я затвердила крепко. Нда...
В горле поселился каой-то сухой кашель. Ну вот...

А вообще, секта - интересное дело. Хотелось бы побывать изнутри... Но - страшновато. Это дома, в уютной квартире кажется, что меня-то - большую, неглупую и далеко не несчастную - не сломают и голову не задурят. На деле же - и не таких гнули, и не к таким подбирали заветный пароль.

Вырваться из сна почти невозможно. Мучительна мысль о часах, оставшихся до ночи... Мне снова охота в отпуск.

---

«Ты никто, пока кто-нибудь тебя не полю-у-у-убит...»
Ах, Фрэнк...

Я вдруг осознала, что забыла – как это, целовать кого-то. И вместе с этим же осознала, что это – хорошо. Вместе с памятью ушла и тоска. К тому ж, не особенно стоят памяти губы тех, кто целовал меня.
Если не помнишь – это почти что как если бы не было. Ну и хорошо.

---

Где-то в этом мире есть человек, которого я полюблю. Может быть. не один.
И я его ищу.

---

После вчерашнего я решила объявить полную и безоговорочную капитуляцию в бессмысленной войне с единственным противником, которого победить нельзя.
Где-то там, глубоко и тихо, я вполне удовлетворена собой и своим телом – ведь иначе я бы сделала ошибку в том узоре, да?.. А если уж я решила верить результатам...
Наверное, это правда. Это элемент честности с самой собой - ведь мне так надоело быть недовольной собой лишь потому, что так велит кто-то – не я сама. Меня уже порядком достало подчиняться вложенному стереотипу не-любви и не-принятия; какой смысл бороться, воевать и ненавидеть лишь потому, что быть недовольной, сетовать и переживать, изыскивать недостатки, заниматься перекраиванием, переламыванием (а по сути самоуничтожением) уже стало нормой для других?
С сегодняшнего дня я объявляю вечный мир c собой и пофигизм в отношении мнения кого-то другого, кроме себя самой. Все. Хватит бороться.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Больна.

Ну и что, детка?

Просто так. Просто так никому не интересно на самом-то деле, больна ли я, жива, мертва или сбежала танцевать шаманские пляски под воздействием неведомых человечеству веществ.

И что же, детка?

Просто. Просто никому нет дела, потому что у каждого есть одно архиважное делище – думать о том, что до него самого никому нет дела.
Меня это не разочаровывает, нет. Я вижу бревно и в своем глазу.

Почему что-то, чего нам недостает, мешает нам наслаждаться тем, что у нас есть? С каких пор два плюса на минус дают ноль? О несравненная Кэрри Брэдшоу...

Розового слона. Мне надо найти розового слона. Мне обещали... О, как много мне обещали за всю эту жизнь – от грядущей любви и до коралловых гладиолусов.

Ну и что же, детка¸ что же ты хочешь этим сказать?

Я просто хочу сказать, что больно – это когда не о чем мечтать. Смешно же мечтать о глупом быте? О сбыточном вообще мечтать нельзя... А о несбыточном и волшебном - от неверия ни во что - не мечтается.

---

Эта осень на одного; как и эта душа, как и эта жизнь. Только на одну персону.

---

Любовь выдумали трубадуры в XI веке.
Грэм Грин

К чему я это? Да просто попалось...

Есть вещи, которые не вызывают уже ничего кроме недоверия и цинизма. Мы уже не верим, не надеемся – только боимся.
Да, солнце – ебаный фонарь.

Поиски смысла смысла – как болезнь хроника – характеризуются обострениями.
А иногда приходишь к дивной мысли, очаровательной в своей противоестественности (ведь всякий здоровый мозг должен избегать подобных мыслей в целях сохранения нормального гомеостаза) – к мысли о том, что тебя не научили ничему, кроме лжи. Да ты вдобавок еще оказался учеником способным – все усвоил и наловчился складно и красиво врать, лгать, плутовать и юлить...
Поиски смысла смысла... раз ты не холоден и не горяч, то извергну тебя из уст Моих... верно? В поисках смысла смысла я бьюсь и терплю поражение, и прошу: остуди, сделай теплой и непереносимой для Тебя... Если Ты существуешь, если Ты слышишь и Ты милосерден...
Я знаю, что перенесла лишь малое и смешное, но все же...
Небеса молчаливы. Впрочем, ответ означал бы лишь шизофрению.

Я – неприкасаема. Я за барьером, за стеной, в коконе... Карта в отбое, поломанная и устарелая вещь. А за стеной холодно.

Давай, бей, обламывай последнее, втаптывай ниже плинтуса... Давай. Сбей с ног, протащи по песку... Вырывайся, волна.

---

Страшно мне.
Я боюсь этой ночи, этого вечера, как же боюсь...
Сегодня же ночью меня может просто не стать – так что спешите попрощаться…
Меня может не стать, может сломать, а если сломает, то все уже, конец, как была уже точно не срастусь. Но если я вернусь собой – что ж, значит, победила.

Эй, слышишь!? Мне страшно, я боюсь!

Будь... тот день, когда ей пришло это в голову.
Наверное, меня можно поймать на безупречно-ленивом взгляде, голосе... На безразличии меня и можно раскусить, расколоть.

Господи, возвах к тебе, услыши мя, Господи!
Господи, возвах к тебе, услыши мя, Господи!

Я обладаю какой-то странной религиозностью. Куцей донельзя.
Но тексты православных песнопений, да и всяких других, я думаю, заключают в себе поразительную по глубине проникновения силу.

...А уж положенные на рок – тогда вообще... *усмехается*

В общем, good night and good luck мне.
Да буду я спасена.
Amen.

---

Огромный угловатый исполин
Шатается, как будто болен он
И собирает из морских глубин
Луной туда рассыпанный огонь

Разорван купол неба, а за ним
Другой такой же, но ещё черней
За ним стена из шёпота и дыма,
Под ним страна из бликов и огней.

Загадочен сумрак и свят
На обрыве над морем, в траве и цветах
Два человека лежат
Звёзды плывут в их открытых глазах
Они слушают, как шепчут волны
Как туман на траве оставляет следы
Скоро птицы ночные умолкнут
И солнце взойдёт из воды

Создали небольшие две волны
Те, чьи тела светились под водой,
Их тёплый тихий смех достиг луны,
Их ноги потревожили прибой.

Их подкосила сладкая истома,
Лежат в траве без сна и без движений,
А темнота гудит от насекомых
Как будки всех высоких напряжений.

Загадочен сумрак и свят,
На обрыве над морем, в траве и цветах
Два человека лежат.
Звёзды плывут в их открытых глазах,
Они слушают, как шепчут волны,
Как туман на траве оставляет следы.
Скоро птицы ночные умолкнут
И солнце взойдёт из воды

Простит мне вечность каждую оплошность,
Есть счастья по чуть-чуть на всех людей
И мысленно всегда вернуться можно
На остров наш, летящий в пустоте

В наш странный мир из шёпотов и бликов,
Дрейфующий в пространстве материк
И как там оказаться, как проникнуть
Никто не знает кроме нас двоих.

А все ж лучшие уже давно ушли, ускользнули, они все - с ней, с ним, с ней… Разобрали.

---

«Она была наркоманкой. Он - её личным сортом героина. Она любила героин.Как можно наркоманке не любить героин? Всё-таки,особый сорт. Любимый сорт. Но даже наркоманке может надоесть героин. Он разрушал её. Она уже превращалась в рабыню. В рабыню героина. Пускай и вкусного. Она любила героин. Но жить - ещё сильнее.
Она прожила без его дозы день, два, три. На четвертом она перестала быть наркоманкой»

Княжество, мое Княжество из стали и любви - мое, теперь навеки мое, мой вечный талисман, моя защита, моя нпробиваемая броня от прошлого.
Меня теперь не достать, не сломить.
Я сейчас состригу кончики волос, которые еще помнят последний разговор, которые помнят все мысли - и стану свободна. Совсем.

---

Проблядствовав где-то несколько дней, она неизменно возвращается к М.
М. ее принимает, кормит, укладывает спать, посмеивается над тем, как она из-за измотанных своих мозгов промахивается мимо клавиш и печатает лишние слова.
М. для нее все поставляет ко времени, она только понимает это редко.

---

Кто б знал, что глаза - мое самое уязвимое место.
Кто б знал, как заливает их кровавая муть: от болезн, от усталости, от нехватки сна... Кто б знал, как я берегу их утром, шатаясь в потьмах...
Кто б знал - и закрывал мне их ладонью; и шептал: не смотри, закрой...
Кто б...

---

А я уже успела позабыть, почему меня так бесит Р. и все остальные.
Да, забыла, мать их, потому что в какие-то моменты они начинают прикидываться этакими милыми забавными игрушками. А потом – рраз, получай, дура, а ты думала, что-то изменилось?!
И вина в том – моя, потому что остальных все эти причины нисколько не трогают, а я – земной, константный козерог – не могу поменяться.

Биту мне, да стальную, как у вампиров, да ею – в стекло, в металл, и чтобы осколки впивались в кожу и по лицу текли горячие ручейки!..
I hate everything all about it. About they!

Пью кефир.
Болит поясница – а жрать меньше надо, и тогда не будет нагрузки на позвоночник, ясно?!!

Можно – попризнаюсь во всяком бреде? – всему миру, который это не прочтет, ему и признаюсь…
На мне с дюжину кило лишнего веса, а есть прекратить не получается. Потому что – внутренняя пустота, основа всех пищевых расстройств. Но лучше уж была бы анорексия, мать его так и растак…
У меня начинается варикоз, для меня каждая единица сахара в крови сверх нормы – строка смертного приговора.
Я – одна. Не одна, но не чувствую себя с кем-то.
Я не чувствую, что для кого-то моя жизнь чуточку дороже своей, а чья-то для меня – ценнее собственной, так, чтобы хотелось разучиться дышать, чтоб тебе хоть на минуту отдать того газа, что не умели ценить, но ты спишь и не знаешь, что…
Вся моя проблема в том, что это я – я! – не умею любить. А любить я смогу лишь зверя моей породы, но моей породы – нет, и хорошо, а то мир б не выдержал критической массы.
А еще проблема в том, что лучше всего мне – наедине с собой, а одиночество – оно в толпе, среди людей, оно в той минуте, когда идешь от колледжа и физически ощущаешь: вот если сейчас никто не обнимет тебя сзади за плечи – умрешь. Разорвешься от этой пустоты, которую даже осколками своей души не наполнить.
И вот я хочу крушить автобусы стальной битой и срываюсь в аську на людей, которые не виноваты в том, что я – такая. Не виноваты и все. Но это ж вечная человеческая природа – найти виноватого.
Р. прав – нет обстоятельств, тем более негативных. Я и без него знаю, что ничего нет вне нас самих. Да.
Выродки все понимают. Но не меняются!

Это хорошо, что нет моей породы. Эта планета не выдержала бы таких.

Господь, Боги, бодисаттвы – научите меня плакать, как раньше!
Господь, Боги, бодисаттвы – заберите у меня чувства, заберите потребность любить, заберитезаберитезаберите. Я ведь и так уже – эгоист из эгоистов, я даже скучать не умею, я же и так уже – так что стоит дать мне возможность сделать последний шаг?

Ну или хотя бы, Дедушка Мороз, пришли мне денег на липосакцию переводом через сбербанк.

Да уж…
Я хочу стать мрамором, льдом, сгустком пустоты.
Заберитезаберитезаберите – меня отсюда.

Это хорошо, что нет моей породы зверей. Потому что зверям средь людей места нет.
Они сами себе его не дают. Сами. Не люди даже.
Я хочу – из яви в навь, хочу отсюда, сквозь никотиновые облака прорываясь…
Дагьяр, тебя нет, а потому забрать меня некому.

Какой бред.
Апогей бессмысленности – позволю себе маленький плагиат?
Сгусток отчаяния, гормонов и ПМС, а еще плясок погоды и простой физической боли.

Лечиться тебе надо. И предпочтительно в изоляции от общества.
Сама с собой разговариваешь уже – немалая, верно, причина?

Знобит. Здравствуй, сквозняк; давно мой организм не общался с тобой.

---

Заявка.
На выдачу лучших человеческих качеств.

Эй, те, кто заведует этим отделом небесной канцелярии, слышите вы меня?

Почему вы забыли оделить меня…

…умением не слышать чужих слов, секретов и просто того, что не нужно слышать…
…умением не быть назойливой, нудной и надоедливой…
…спокойствием…
…не-тоской по теплу человеческих прикосновений…
…не-желанием несбыточного, как то: любви, счастья для всех, кто этого стоит и нет, и прочая, прочая…
…душевной невозмутимостью…
…талантом быть всем удобной, приятной, не преступающей границ, которые не стоит преступать – и спокойно-незаметной…

Отчего меня позабыли сделать такой, с которой было б всем в меру хорошо – и такой, что не страдала бы от того, что чего-то там глупого и иллюзорного не имеет?

Забыли оделить при рождении – ну так почему не сейчас? Пусть стану мягкой и спокойной; не желающей несбыточного; не злящейся, не тоскующей…


Ну или хоть уберите эмоции. Я отдам, правда. Или берите вместе с жизнью. Кому-то ведь наверняка нужнее.